Переодетый рав

Я ехал в Тель-Авив. У рава Арье Готлиба были в тот день лекции в двух городах. Он любезно предложил подвезти меня. В южном Тель-Авиве собирались начать занятия Торой для русскоязычных жителей. Я должен был выступить перед ними. Рав Арье — невероятный энтузиаст. Однажды мне понадобилось «выбить» какой-то документ в иерусалимской больнице. Рав поехал вместе со мной. Попросил меня не открывать рта.

Он не кричал. Но на пятой секунде я стал осматриваться. Я не знал, снимет ли он их всех с работы, но маленькое землетрясение, баллов на семь, им можно было гарантировать. На восьмой секунде мне выдали документ, за который я безуспеш­но сражался несколько дней. Рав Арье сожалел, что он был не совсем в форме, а то бы он им показал по-настоящему. Я с облегчением подумал: «Какое счастье, что он был не в форме».

Рав зажегся идеей привлечь меня к работе с «русскими». Он фантазировал: «Мы открываем центр для олим. Пишем объявление: выступает артист оригиналь­ного жанра. Зрители приходят. А тут мы их все вместе…» От восторга он бросил руль и стал радостно потирать руки. Я испугался аварии. Однако Арье — опытный водитель, поэтому восторги не помешали ему вовремя выровнять руль. Мне же работать «наживкой» совсем не улыбалось. Мое воображение рисовало мне меня извивающимся на крючке. Слышались радостные голоса: «В Беэр-Шеве “клюет” на писателя, в Ришоне — на композитора, а в Ашкелоне — только на исполнителя русских романсов». С этими мыслями я въехал в Тель-Авив. Повсюду мелькали рек­ламные щиты. Слегка одетые красавицы зазывали, требовали, просили, чтоб мы купили рекламируемую ими продукцию.

Маленькие черно-белые афишки, приглашающие на выступление артиста оригинального жанра, не помогли. В зале сидело около тридцати пожилых жен­щин. Вспомнился анекдот советского времени:

В отдел кадров «почтового ящика» заходит инженер со специфической фор­мой носа. Опытный начальник отдела кадров сразу берет быка за рога.

- Национальность? — спрашивает он.

- Русский, — отвечает посетитель.

Допрос продолжается. Кадровик хмыкает все довольнее.

- Вы нас устраиваете, — объявляет он. — Ваша фамилия, имя, отчество?

- Рабинович Иван Абрамович.

- Зайдите дней через десять. А вообще-то с такой фамилией лучше уж возьмем еврея, — искренне признается кадровик.

Привыкшие, что их все равно обманут, люди предпочитали «религиозного» рава религиозному писателю. Они знали, что писатель через пару минут все равно забудет, кто он, и начнет «пудрить мозги». Поэтому считали, что уж лучше сразу. В тот вечер я читал рассказы, пел еврейские песни. Женщины подпевали мне. Одна­ко до меня с двухчасовой лекцией выступил рав. Народ подустал. Поэтому через полчаса мне вежливо дали понять, что пора закругляться. Народ радостно стал расхватывать «легкое угощение». Ко мне навстречу продвигалась знойная женщина, явная уроженка солнечного Еревана.

- Ахперджан,хайэс?^* — радостно произнесла она.

- Че то. Джудем Тбилисица^**.

- Я так и поняла, что ты земляк, — радовалась она, протягивая руку. — Хорошие люди все знают армянский, — добавила она.

Я улыбнулся и развел руками. Сбоку услышал свистящий шепот, обращенный к моей собеседнице:

- Дура! Это же рав. Что ты ему суешь руку. Ему нельзя женщинам руку подавать.

Уроженка Еревана оправдывалась:

- Какой он рав? Это наш человек. Он артист, и написано было. Смотри, как он поет. Смотри, как говорит по-армянски.

- Дура! Дура несчастная. Какой он артист? Все равно рав. Это он просто переоделся.

«Землячка» расстроенно замолкла. Через пять минут ко мне подошла одна из присутствующих, по виду явно общественница.

- Сколько вам заплатили? — поинтересовалась она.

Я промолчал.

- У нас в доме престарелых завтра вечер. Девочки просили вас спеть завтра на танцах.

Мне пришлось сослаться на занятость. «Общественница», расстроенная, вер­нулась в кучку спорящих.

— Ну что, я права, — торжествующе заявила одна из них, — я же говорила: пере­одетый рав. Я их нутром чую.

^* Ахпер джан, хайэс? — Дорогий братец, ты армянин? (арм.).

^** Че то. Джудем Тбилисица. — Нет. Я еврей из Тбилиси (арм.).