Мастер маскировки

Шамай Давидович никогда не рассказывал своим детям о том, что ему пришлось пережить в годы Катастрофы. Но те люди, которых он спас, разыскивали его или случайно встречали — и тогда завеса тайны слегка приоткрывалась. Только перед смертью он нарушил молчание и подтвердил те истории, услышанные от разных людей, которые собрали и записали его сыновья и дочь.

Подпольный цех поддельных документов

Шамай Давидович родился в 1912 году в хасидской семье в селе Данилово, в Закарпатье. У него было 11 братьев и сестер, и все они погибли в Катастрофе. Войну пережил только Шамай.

Шамай учился в хедере, говорил на идише и вел религиозную жизнь, как все евреи Данилова. Но любопытство и авантюризм толкали его искать знаний в большом мире за пределами штетла. Он начал изучать иврит и другие светские предметы, а в 16 лет поступил в немецкую гимназию в Берне, в то же время продолжая учить Тору. Окончив гимназию, он отслужил в чешской армии, а затем стал одним из немногих евреев, принятых в Будапештский университет.

К концу 1943 года, когда немецкая армия вторглась в Венгрию, Шамай был женат, свободно владел 12 языками, имел докторскую степень в области социологии и получил раввинскую смиху.

Сначала немцы депортировали только тех евреев, у которых не было венгерского или чешского гражданства. У большинства евреев в деревнях, хотя они и жили там веками, никаких документов о гражданстве не было. Шамай и несколько его друзей организовали в Будапеште подпольный цех, где начали изготовлять поддельные паспорта и другие документы для евреев.

В первую очередь Шамай волновался за жителей своего родного местечка, Данилово. У него был список всех евреев местечка, у которых не было документов о гражданстве — их было несколько десятков. Вместе с друзьями они работали день и ночь, изготовляя поддельные документы. Им было известно, что по нынешним временам добраться из Будапешта до Данилово — это дней пять, не меньше, а немцы уже приступили к депортации евреев из близлежащих регионов — а это значит, скоро доберутся и до его родных мест и до его семьи.

Когда все бумаги были готовы, Шамай выехал в Данилово. Слишком поздно. Все евреи, не имевшие чешского или венгерского гражданства, а значит, и его родители, братья и сестры — уже были загнаны в вагоны для скота, и поезда готовились к отправлению.

Что делать? Никаких законных и честных способов спасти их не было. Шамай понимал, что в такие времена за жизнь близких придется бороться самыми отчаянными мерами. Внешность Шамаю досталась такая, что он вполне мог сойти за арийца, тем более, что по-немецки говорил свободно…

Мастер маскировки

На вокзал прибывает безупречно одетый высокопоставленный немецкий чиновник. Он идет быстрой уверенной походкой и надменно смотрит прямо перед собой. Чиновник в ярости. Он подходит к одному из охранников, который сразу же приветствует его, и резким тоном требует видеть офицера, отвечающего за отправку. Охранники бегут выполнять его приказ.

Озадаченный офицер появляется довольно скоро и тут же попадет под град упреков и оскорблений. Люди со всех сторон поворачивают головы и подходят послушать, как чиновник распекает офицера:

— Вы понимаете, что откровенно нарушили приказ?! — Кричит высокомерный незнакомец, тыча в нос немцу папку с документами.

Евреи, узнавшие в незнакомце Шамая, не могли поверить своим глазам. Какая хуцпа, какая дерзость! Неужели он не боится?! Конечно, он боялся. Но в тот день, благодаря тому качеству, которое евреи называют «хуцпа» — ему удалось обратить вспять фашистский указ. Евреи Данилова были освобождены из вагонов и возвращены в свои дома. Ведь теперь все они были законными гражданами.

Куда нам бежать?..

В относительной безопасности евреи Данилово прожили меньше года. Шамай время от времени приезжал сюда и пытался убедить родных и знакомых евреев бежать. Только несколько молодых людей последовали его совету, а остальные просто не поверили ему. Они искренне думали, что после того, как проблема документов была решена, никакие несчастья им не грозят. А кроме того: куда бежать?

Шамай предложил им сделать поддельные документы как неевреям и помочь им скрыться в лесах, снабдив их крестьянской одеждой. Но безрезультатно. Для них это всё было слишком экстремально: какие леса, какие крестьяне? Им казалось, что у них больше шансов выжить дома, чем в лесу.

Особенно Шамай умолял своего любимого брата Гилеля пойти с ним. Но когда Гилель услышал, что нужно будет скрывать свое еврейство — отказался наотрез.

Меньше, чем через год после той неудавшейся депортации, евреев Данилова вновь погрузили в вагоны. На этот раз Шамай уже ничего не мог сделать. До самой своей смерти он чувствовал свою ответственность и вину за смерть папы, мамы, сестер, братьев, дядей, теть — всех, кто был сожжен в печах Освенцима. Он считал, что обязан был как-то достучаться до них, уговорить, вывезти, спасти…

Дипломат на сутки

Когда нацисты оккупировали Будапешт, они заключили соглашение с венгерскими властями, в соответствии с которым венгры организуют особую полицию для охраны зданий, которым немцы дали политический иммунитет — таких, как австрийское посольство.

Шамай и несколько его еврейских друзей поступили в эту полицию, конечно, по поддельным документам, и таким образом оказались в курсе многих событий, происходящих в городе.

К тому времени документы о гражданстве евреев уже не спасали. Шамай получил для своей жены и всех родственников с ее стороны документы с нееврейскими именами, а позже, когда просто быть евреем стало слишком опасно, он спрятал их на чердаке и приносил им туда еду и другие необходимые вещи до конца войны.

Однажды его теща вместе со своим братом так устали от вечного сидения на чердаке, что рискнули выйти ненадолго, слегка размяться — и тут же были схвачены немецкими солдатами и доставлены в тюрьму предварительного заключения.

Выяснив, где именно они находятся, Шамай вместе со своими друзьями разработал план. Он знал, благодаря своей службе в полиции, что австрийский консул на несколько дней покинет столицу — и присвоил себе его роль на 24 часа.

«Австрийский дипломат» входит в тюрьму. Он подходит к офицеру и представляется на чистом немецком языке с австрийским акцентом. Он сообщает, что также отвечает за швейцарцев в Будапеште, и ему стало известно, что в результате какой-то ужасной ошибки два швейцарских гражданина были незаконно задержаны и в настоящее время находятся в этой самой тюрьме. Их документы — вот они, в руках у дипломата.

Ответственный офицер говорит, что это невозможно, но дипломат настаивает на проверке, потому что он обещал родственникам швейцарских граждан, что лично займется этим вопросом.

Офицер и дипломат идут по коридорам и лестницам. На каждом этаже они объявляют имена этих граждан — пока не находят тещу Шамая и ее брата. Дипломат благодарит офицера за сотрудничество, выражает надежду, что такие ошибки не будут более повторяться. Офицер выражает сожаление. Австрийский консул и два «гражданина Швейцарии» покидают тюрьму на автомобиле венгерской полиции, ожидающей их у входа. За рулем, конечно, — друг Шамая.

До конца своих дней Шамай будет помнить глаза евреев, которые с такой надеждой смотрели на него, умоляя: «Мы тоже граждане Швейцарии. Мы тоже граждане Австрии. Помогите нам…» Он ничего не мог сделать для этих несчастных людей.

Странствующий священник

Однажды, уже в Израиле, Шамай вместе со своим сыном Шмуэлем вошли в автобус. Водитель, отдавая Шамаю сдачу за билеты, вдруг изменился в лице: «Шамай, Шамай». Еле сдерживая слезы, он вернул деньги обратно, посадил Шамая на переднее сиденье и начал, к удивлению пассажиров, рассказывать свою историю. Рассказывал он сбивчиво, и Шмуэль тогда не всё понял, но потом, выяснив у отца некоторые детали, составил такой рассказ.

Началось все с того, что во время учебы в гимназии Шамай должен был присутствовать в классе во время христианских молитв и уроков богословия. Он хорошо усвоил эти уроки, а также свободно говорил по-латыни. Латынь потом не раз спасала и его самого, и помогала спасать других.

Используя свою черную мантию выпускника раввинской семинарии в качестве рясы священника, он превратился в «странствующего священника». При нем всегда была специальная сумка с разными ритуальными предметами и… один или два «алтарных мальчика». Маскируясь под священника, Шамай имел возможность не только спокойно передвигаться между оккупированными деревнями, но даже заходить в концентрационные лагеря и вытаскивать оттуда людей.

Тот водитель автобуса был одним из «алтарных мальчиков» — еврейских сирот, которых Шамай подбирал, чтобы дать им временный кров, а потом при первой возможности переправить их «контрабандой» на свободу.

Другого сироту, которого Шамай нашел забытым и напуганным на улице, вымыл его, накормил, одел и сделал ему новые документы — он отвез в христианский приют, где за ним ухаживали монахини. Шамай сказал ему тогда: «Делай, как тебе говорят, но никогда не забывай, кто ты. Однажды ты снова будешь жить как еврей». Так оно и случилось. Этот мальчик вырос, разыскал Шамая и приехал поблагодарить его.

Из груды тел

Та самая священническая ряса, с помощью которой Шамай спас стольких евреев, чуть не стоила ему жизни. Во время одной из своих многочисленных поездок в концлагеря, когда он заставлял себя как можно быстрее проходить мимо человеческих скелетов, которые когда-то были его народом, его увидел сосед из Данилово и закричал: «Шамай! Шамай!»

Шамай отчаянно попытался подать ему какой-то знак, чтобы остановить его, но было слишком поздно. Шамая тут же арестовали, и теперь он тоже стал заключенным, и его так же пытали и избивали и, наконец, оставили умирать. Его бросили на кучу других тел, но каким-то чудом он сумел выползти из нее и выжить. Раны на ногах и головные боли мучали его до конца жизни, но он не жаловался ни на что — потому что гораздо больше физической боли его мучили страшные воспоминания, и запах горящей человеческой плоти продолжал преследовать его всю жизнь.

***

Скольких точно человек спас Шамай, неизвестно. Также неизвестными остались многие детали событий: слишком невыносима была боль потерь, слишком тяжел был груз вины. Но за свои переодевания — в немецкого чиновника, в австрийского дипломата, в католического священника — ему не было стыдно. Потому что он верил: спасать своих собратьев из продуманного, спланированного, зарегистрированного ада он мог только такими способами: отчаянными и дерзкими.