Начало погромов в 1648 году инициировало цепь внутренних событий в еврействе Восточной Европы, которое окрасило их мышление и повлияло на образ жизни в последующих веках.
Прежде всего, они разрешили раз и навсегда некоторые противоречия прошлого века. В середине шестнадцатого века был опубликован определяющий законодательный труд народа и религии Израиля — Шулхан арух (Накрытый стол). Его написал рав Иосеф Каро из Цфата (в Стране Израиля). А потом усилил своими комментариями рав Моше Исерлес (Рамо) из Кракова, чтобы отразить обычаи и мнения ашкеназских евреев Восточной Европы. Теперь Шулхан арух могли принять как руководство не только сефардские евреи, и это был большой успех, который сделал доступным для масс эту работу, отражающую знание сложных вопросов и практического поведения еврея. Многие считали, что иметь у себя дома эту книгу, все равно, что иметь дома персонального раввина, доступного для консультаций. Прогресс книгопечатания сделал ее достоянием общественности, что сразу оказало большое влияние на еврейскую жизнь.
Но действие вызывает противодействие. Многие ученые талмудисты выступили против авторитета Шулхан аруха, утверждая, что теперь люди не захотят учить Талмуд, и это закрывает путь к настоящей учености и исследованию, потому что перестанут изучать источники так скрупулезно как раньше. Они протестовали и против того, чтобы эта книга стала доступной для масс, из опасения, что по невежеству они могут неверно воспринять многие моменты. И, наконец, они опасались, что распространение Шулхан аруха приведет к ослаблению роли местных раввинов, которых станут игнорировать из-за доступности раввинского решения, изложенного в этой книге. Или будут не соглашаться с мнением раввина, еели оно не буквально совпадает с тем, что написано в этом труде.
Ценность этой книги утвердилась в ужасные годы погрома и изгнания. Когда великие мудрецы были убиты или бежали, талмудические академии разгромили или закрыли, а еврейские суды перестали функционировать, еврейский закон и традиция сохранялись в основном этим выдающимся законодательным трудом. Два его выдающихся комментатора, рав Давид Алеви — Таз и рав Шабтай аКоэн — Шах, пережили изгнание и чуть не погибли в 1648 и 1649 годах. Но, по иронии, их бессмертие гарантировали страшные события того времени, потому что Шулхан арух вместе с их примечаниями и комментариями стал теперь всеми признан как основной свод еврейского закона и поведения в эпоху после завершения Талмуда.
Было еще противоречие, которое раздирало ашкеназское еврейство с начала шестнадцатого века — это интерпретация событий, связанных с испанской инквизицией и изгнанием. Многие считали, что ужасный конец евреев Пиренейского полуострова — форма возмездия Создателя за то, что еврейство усвоило многие обычаи нееврейской культуры.30 Одежду, манеры и терпимость испанских евреев в плане образования ашкеназим широко критиковали как нееврейские обычаи. Еще не стихло эхо борьбы четырнадцатого века между ними о дозволенности изучения философии. Европейские евреи начали чувствовать свое превосходство в еврейском законе, учености и соблюдении.
Шок от погрома 1648—1649 годов, который своей свирепостью и последствиями намного превзошел жестокость испанской инквизиции, заставил их остановиться. Они не могли приписать свои беды никаким нарушениям соблюдения традиции или ассимиляцией с населением Восточной Европы — этого никто не хотел, и это было невозможно. У них не было простых ответов о причинах гнева Творца против них. Они приняли как Его волю события 1648—1649 годов и так же теперь решили воспринять события 1492 года в Испании.
И, наконец, эти трагические события послужили дальнейшему распространению концепций кабалы среди восточноевропейского еврейства. Начало популяризации этих идей среди масс положили усилия раби Ицхака Лyрии (Ари аКадош в середине 16 века в Цфате, Израиль) и его учеников. До него эти древние и новые идеи еще не получили общего признания. Традиционно, изучением кабалы занимались зрелые ученые, которые уже овладели Талмудом. Необученным, не умудренным массам мистические и метафизические учения кабалы могли принести вред. Поэтому многие большие ученые протестовали против распространения этих эзотерических учений, опасаясь, что они могут побудить массы к иррациональному поведению и еретическим мыслям.
Но кошмар 1648—1649 не поддавался рациональному объяснению, холодному ученому анализу. Его можно было осознать лишь под совсем иным углом зрения. Мир убийств и жестокости не мог быть реальным. У реального мира должно было быть мистическое содержание, которое маскирует себя под обыденными символами. Символы могли быть ужасными, но истинный мир, который они скрывали, был величественным и достойным. По сути, жизнь проходила в мире душ и духов, а не внутри тел. Боль, смерть и отчаяние касались только поверхности, телесной оболочки. Банды Хмельницкого не могли затронуть души, которые существовали вечно.
Жертвы погромов были необходимы, чтобы как-то поднять потенциальные святые искры человечества к Небесному трону. Так ужасное зло могло трансформироваться в общее улучшение человечества — это был реальный мир, и только с помощью такой «неземной» логики человек мог пережить нарушение основ веры и разума, вызванное Хмельницким. Пережив зверские массовые убийства и разрушение общин, евреи Восточной Европы пришли к выводу, что внешний мир был холодным, недружественным, несущим смерть и угрозы. А внутренний кабалистический мир вселял надежду, успокоение, указывал цель. Поэтому с умножением бед, все меньше голосов поднималось против изучения кабалы и распространения этих идей среди масс.
30 См. Игерет амусар рава Шломо Алами, в Толдот адорот т.2, стр. 238, где он с горечью описывается небрежность поведения испанских евреев.
31 См. Рама к Йорэ два, 246:4 и Шах, там же. И Хавот Яир, 210.
С любезного разрешения переводчика, Гедалии Спинаделя
Поделитесь этой страницей со своими друзьями и близкими:
