Все для Босса 60. Дальняя дорога

Папа любил жить в Америке. Папа умел жить в Америке, но Папа отнюдь не считал, что на Америке клином сошелся свет. Лучших учеников он посылал в прославленные польские ешивы, расположенные в маленьких городках. Там преподавали выдающиеся ученые, а серая жизнь польского захолустья делала свет Торы еще ярче.

Особое предпочтение Папа отдавал ешиве, расположенной в городе Мир. Он уже отправил туда своего сына Нохум Довида с его женой Хаей Дубэ, своего зятя Хаима Шейнберга с дочкой Бесси, и теперь считал, что после свадьбы Моше и Рухома тоже должны поехать в Мир.

Но Рухома-то как раз думала иначе. Она хотела жить в Нью-Йорке, рядом с Мамой. И разве она не станет через пару недель независимой, замужней женщиной, которая сама вольна принимать решение — конечно, посоветовавшись с мужем?..

Но Папа не терял терпения. Каждый день он заходил перед сном в комнату дочери и повторял:

— Рухома, надо ехать в Мир. Вы упускаете золотую возможность. Моше молод. У него свежая память. Он может намного увеличить свои знания.

— Папа, но ведь Тору можно учить и в Нью-Йорке! И потом Моше уже получил смиху, право называться раввином! Почему мы должны уезжать так далеко от тебя и Мамы?

Папа был прав. Рухома тоже была права. Эти две правоты спорили между собой, не зная, кто кому должен подчиниться.

Дочка близких друзей выходила замуж. Папу с Мамой позвали на свадьбу, и они захватили с собой Рухому и Моше, которые должны были впервые появиться на людях в качестве жениха и невесты. Сперва все было, как в романтических мечтах Рухомы: она, в прелестном вишневом платье, Моше в стильном сером костюме, такси, которое доставило их с родителями к известному на весь город свадебному залу, тихая музыка, под которую кружились пары…

Тут глаза Папы вспыхнули, он схватил стул, вскочил на него и громко объявил:

— Тора запрещает мужчинам и женщинам танцевать вместе. Я прошу вас остановиться!

Наступила неожиданная тишина. Танцующие застыли, словно их что-то заморозило. Оркестр оборвался. Было несколько мгновений чуткой тишины, когда в еврейской душе каждого гостя эхом отдались слова Папы. Но потом быстро-быстро затараторил голосок, который по десять раз на день просит есть, и согласен делать это грязно и украдкой, но зато помногу и сейчас. В каждом из нас живет этот голосочек. Если слишком его раскормить, он начинает говорить солидным басом.

Вот и сейчас… Зал взорвался от общего протеста. Родители жениха приблизились к Папе, который одновременно спорил с десятком человек, и сказали торжественно и строго:

— Мистер Герман, Вы нарушаете церемонию. Мы просим Вас уйти. Суворов так не уходил через Альпы! Четким шагом Папа покинул зал, а Мама, Моше и Рухома шли за ним, как солдаты за генералом. Правда, на улице Мама дала волю чувствам:

— Янкев Йосеф, ни разу не удалось мне пойти куда-нибудь с тобой и спокойно провести время. А ведь дети так ждали этого вечера…

— Адель, ты прекрасно знаешь, что мы обязаны протестовать, когда заповеди Торы нарушаются публично. То, что нас выставили, — маленькая плата за право оказать почет Царю…

Его слова достигли цели. Мама подарила Папе тот особый взгляд, который она берегла только для него. А Моше и Рухома, вопреки логике, чувствовали себя чудесно.

И опять начались уговоры. Но Рухома еще пробовала сопротивляться:

— Папа, если мы поедем в ешиву, нам придется жить за твой счет, а ведь твой бизнес идет неважно. Ну, а если мы останемся в Нью-Йорке, Моше может работать учителем и прилично зарабатывать…

— Рухома, учеба Моше стоит выше всего. Для меня будет огромной радостью помогать ему, пока он занят Торой… Давай договоримся так: я куплю вам обратные билеты, и как только вам захочется домой, вы тут же проставите в них число и отправитесь в дорогу…

Разговор шел поздно вечером. Рухоме очень хотелось спать. Она сонно кивнула головой:

— Ладно, мы поедем. Но только на короткое время, учти… Папа широко улыбнулся ей:

— Спокойной ночи, Рухома…