Памяти рава Шломо Нахата

рав Мордехай Райхинштейн:

Ушел рав Шломо Нахат… Трудно поверить, что его нет больше с нами. Последние годы он тяжело болел. Но нам всем казалось, что это временно и скоро пройдет.

В его лице многие потеряли человека, благодаря которому они пришли к соблюдению заповедей. Но реб Шломо был чем то намного большим. …

Для десятков молодых людей, вернувшихся к Торе, он был не только и не столько учителем. Мы тянулись к Торе, но у нас не было религиозных родителей и родственников, которые могли бы нам подсказать и научить, как вести себя и не пропасть в новом мире в который мы пришли.

В каком-то плане он заменил нам родителей. Он помнил до мельчайших деталей о всех наших проблемах, мог удержать в голове мельчайшие детали нашей биографии. И у него для нас всегда находилось время. Выслушать, понять, подбодрить. И наши проблемы он воспринимал как свои собственные. Он воспринимал наши беды и радости как свои личные.

К нему домой можно было прийти в любое время дня и ночи. И ты никогда не чувствовал тебя незваным гостем. Было ощущение, а точнее уверенность, что тебя здесь всегда ждут и тебе всегда рады. Для каждого находилось чашка чая или кофе, какая-то выпечка, кому надо — сигарета, а самое главное он сам: его внимание, сочувствие, стремление вникнуть в наши проблемы и решить их.

Пиркей Авот среди 48 вещей, которыми приобретается Тора, приводит «Носе беОль им хаверо». Оно очень сложно для перевода. Обычно это переводят как «принимает на себя груз забот ближнего», но дословно это значит «несет вместе с ближним его ярмо». Я думаю, эта фраза лучше всего характеризует рава Шломо. Он действительно впрягался и нес наше ярмо вместе с нами.

Благодаря рав Шломо Нахату выросли духовно не только мы, но растут наши дети и внуки.

И еще долгие годы нам будет казаться, что в сложных жизненных ситуациях мы слышим его мягкий, чуть хриплый голос. Поддерживающий, успокаивающий, советующий…

Да будет его память благословенна …

рав Хаим Верцман:

По моему мнению, важнейшим качеством р. Шломо был правильный баланс между духовным и материальным. Абсолютное большинство религиозных людей затрудняются найти правильный баланс. Кто-то погружается в религиозный экстремизм и пытается полностью отрешиться от материального мира, а кто-то тянется за материальным, а религиозные обязанности выполняет «для галочки».
А ведь совершенный баланс — не в середине (50/50), поскольку линия, описывающая борьбу между духовным и материальным миром, не прямая. И нужно иметь много мудрости, чтобы просчитать эту функцию со множеством переменных и найти гармонию.
У меня есть впечатление, что р.Шломо, благословенной памяти, был именно таким.

Ноэми Хаскин:

Рав Шломо Нахат — книгочей, выискивающий хорошие книги во всех книжных «развалах» и ярмарках Ленинграда (а затем С-Петербурга). Удивительно доброжелательный и теплый человек. Мы с мужем очень благодарны ему за те отеческие отношения, которыми он окружил нашего 17-летнего сына в непростой для него и для нас период перехода в иудаизм и временное неприятия этого в семье. В том числе благодаря беседам с рав Шломо мы сумели принять путь нашего единственного и очень любимого сына. Всегда с удовольствием созванивались с рав Нахатом, он был не только доброжелательным, но и очень остроумным человеком. Светлая память о нем в наших сердцах.

рав Реувен Хаскин:

Рав Шломо был одним из тех людей, о которых можно сказать: Человек.
Помню наши посиделки холодными иерусалимскими вечерами, у него на кухне — к нему приходили наши русские ребята, в основном из ешив вокруг (в Байт ваГане), и на этой маленькой кухоньке всегда хватало места всем — такое маленькое чудо.
Он знал, какой кофе я люблю — с ликерчиком, как он говаривал — и подливая кофейный ликер, вспоминал мою маму (они были очень хорошо знакомы, когда я уехал в Израиль, мама начала посещать его программы в Питере — получается, она с ним познакомились даже раньше, чем я).
В нем не было никакого пафоса, никакой натужной и наигранной религиозности — удел многих Баалей Тшува. Он просто и совершенно «без понтов» вел с нами задушевные беседы — и это и были настоящие «Диврей Тора» — его жизненная мудрость была спокойной и немного нежной — к ней хотелось прикоснуться и пить, как воду. Как-то подсознательно все приходившие к нему чувствовали это — хотя и не всегда это можно выразить словами. В каком-то смысле этот скромный и по-настоящему достойный человек заменил нам близких — ведь они для многих из нас остались «по ту сторону барьера» Тшувы — а значит, не могли до конца понять и принять происходившее с нами.
О реб Шломо нельзя говорить громко — хотя именно такие люди, наверное, и называются «Цадик».
Пусть этот светлый человек покоится с миром.